На долю Ксении Павловны Чудиновой выпало немало испытаний - репрессии прошлого века не обошли ни её, ни её семью. Она смогла пройти то, что выпало на её долю, и при этом осталась «человеком», хотя это было очень сложно. Именно в качестве репрессированной она побывала на берегах Ангары.

Ксения Павловна Чудинова родилась в 1894 году в п. Ишима Тобольской губернии. С шестнадцати лет она участвует в подпольных кружка, в 1914 году вступает в РСДРП(б), подвергалась арестам и высылке. После Февральской революции Чудинова становится заместителем председателя Богородского уездного комитета партии, после Октября 1917 года - уездным продкомиссаром. В 1918-1919 годах Ксения Павловна - на подпольной работе в Сибири. Дважды арестовывалась, по окончании гражданской войны - заместитель уполномоченного Наркомздрава по Сибири, заместитель председателя Сибирской чрезвычайной комиссии по помощи детям. С 1924 года в Москве - на хозяйственной, а с 1933 года - на партийной работе. Была избрана первым секретарем райкома партии Свердловского района Москвы.

В 1937 году был арестован ее бывший  муж Димитрий Константинович Чудинов. Через некоторое время второй муж Ксении Павловны, Роман Иванович Млиник, член партии с 1918 года, профессор педагогики, был исключен из партии «за потерю бдительности» и арестован. Вот что писала об этом времени сама Чудинова в своих воспоминаниях «Памяти не вернувшихся товарищей, иметь силу помнить»: «В партии, в стране все больше распространялись подозрительность и доносительство, и это всячески поощрялось… Проявление «бдительности» превращалось в политическую услугу партии. Охотников оказывать такие услуги насчитывалось все больше и больше. Для некоторых доносительство стало средством сделать карьеру, иных «сигнализировать» заставлял страх за себя, многих принуждали и запугивали. В райком приходили родственники и отказывались от своих близких, арестованных, как враги народа. Жены отрекались от мужей, дети - от родителей, друзья - от друзей. Но были и такие, которые, презрев опасность и угрозы, рискуя всем, отчаянно боролись за честь своих мужей, жен, родителей, товарищей».

В 1938 году была арестована и сама Ксения Павловна: «Когда меня вывели к машине, ожидавшей у подъезда, я успела оглянуться: дети прильнули к окну тесной кучкой. Я помахала им рукой и, собрав силы, улыбнулась». На допросах ей угрожали арестом детей, но давать ложные показания на своих коллег и друзей она отказалась: «Следователи обзывали меня контрреволюционеркой, сволочью, материли, продолжали свои угрозы, стуча кулаками по столу. Стремились запугать, сбить с толку, измучить и ослабить. Правда, не били. Но угрозы расправы с детьми были невыносимы, устоять было очень трудно. Стискивая зубы, едва сдерживая слезы, я держалась».

За несуществующие преступления по статье 58 пункты 10 (агитация против советской власти) и 11 (действия в сообществе) Чудинова была приговорена к восьми годам лагерей.

Сначала он попадает в Казахстан, где занимается сельскохозяйственными работами, а после перевода в лаготделение «Батык» была назначена там экономистом. Здесь она встретилась с другой осужденной, со своей знакомой по Москве, Ашхен Степановной Налбандян, матерью ставшего позже известным всему миру поэта Булата Окуджавы.

Нужно отметить, что за все годы, проведенные в неволе, Чудинова встречала самых разных, порой довольно известных тогда в стране людей.

Ксению Павловну переводят из лагеря в лагерь, пока не приходит наряд на отправку в Норильск. Но из Красноярска ее этапировали в Тайшетлаг, где она сначала была на общих работах, а затем товарищи помогли ей устроиться на кухню центральной лагерной больницы, где она и пробыла до конца первого срока. Правда, предстояла еще пятилетняя ссылка. В Суетихе, деревне под Тайшетом, она нашла работу нормировщиком на строительстве гидролизного завода. Там и поселилась, и раз в неделю ходила за 12 километров в Тайшет отмечаться у оперуполномоченного НКВД.

Более или менее спокойная жизнь в Суетихе неожиданно прервалась летом 1949 года, когда Ксению Павловну и большую группу ссыльных снова арестовали и этапировали в Красноярск. Там, привезя на речную пристань, их погрузили в баржи. Плыли сначала вниз по Енисею до Стрелки, потом вверх по Ангаре. В Мотыгино высадили, сняли конвой и объявили постановления особого совещания о пожизненной ссылке в Удерейский район Красноярского края как ранее репрессированных.

В Мотыгино находилась крупная база геологической экспедиции МВД, в чье распоряжение они и поступили: «Меня и еще несколько человек, в том числе женщину с восьмилетним ребенком, назначили в Усово, километрах в 30 от Мотыгино. Здесь геологи открыли выходы железной руды и построили свой поселок: бараки с нарами, маленькие домики для служб (конторы, лаборатории). Еще не было бани и пекарни. Кругом глухая тайга, сплошное бездорожье, болота».

Здесь она встречает Макса Розенберга. Его она знала по Октябрьскому райкому, кандидатом в члены которого он был в начале 30-х годов.

Оказалось, что Розенберг отбыл свой срок и теперь работает заместителем начальника краевой экспедиции уже по вольному найму.

Он и устраивает Чудинову нормировщиком в механической мастерской, а через некоторое время - агентом по снабжению.

С теплом в своих воспоминаниях Ксения Павловна описывает удерейских летчиков, которые к ссыльным относились как к людям, попавшим в беду не по своей вине: «Особенно заботлив был командир эскадрильи, обслуживавший геологов, Вячеслав Александрович Валлентэй. Военный летчик, он был сбит немцами, попал в плен, несколько раз бежал, но неудачно. После войны прошел все полагавшиеся проверки и работал в гражданской авиации. Прошлого никогда не скрывал, но это не помешало в 1950 или 1951 году арестовать его и посадить якобы «за измену родине».

Здесь же она встречает своего коллегу по иркутскому подполью, до ареста бывшего членом Верховного суда Якова Борисовича Шумяцкого, работавшего в свое время с Тухачевским, военного Георгия Самойловича Иссерсонома, инженера Александра Николаевича Грампа, женатого на американке, последовавшей за ним в Сибирь.

После смерти Сталина обстановка стала меняться. Чудинова тогда работала уже  в Мотыгино нормировщиком-экономистом в местной артели «Победа», занимавшейся пошивом одежды.

По делам артели он ездила в Красноярск, где встретилась с Ольгой Шатуновской, знавшую еще по работе в Московском горкоме партии. Именно Шатуновская, сама пережившая аресты и после реабилитации направленная работать в Комитет партийного контроля, помогла в скорейшем освобождении Ксении Павловны. «В ЦК мое дело Хрущев поручил замзаворготделом В. Золотухину, который вместе с прокуратурой установил клеветнический характер и полную необоснованность приговора. Меня в Мотыгино вскоре вызвал оперуполномоченный и сообщил о снятии с меня ссылки. Получив справку, я с первым пароходом отправилась в Красноярск. Затем - Москва, реабилитация, восстановление в партии. Все это было, как в калейдоскопе. Собрав всех детей, я получила квартиру. Тот, кто не пережил всего этого, не сможет понять моего счастья... Вскоре посмертно реабилитировали и мужа Романа Млиника».

После этого Чудинова была участницей легендарного ХХ съезда партии, на котором Хрущев выступил с критикой культа личности и преступлений Сталина.

Вскоре после этого съезда были созданы специальные комиссии ЦК партии и Верховного Совета, каждой из которых поручалось выехать в один из лагерей и на месте решить вопрос об освобождении необоснованно осужденных. В состав одной из таких комиссий вошла и Чудинова.

Ее комиссия работала в Каргопольском лагере и проверила дела 383 политических заключенных, находившихся в нем. В своих воспоминаниях Ксения Павловна рассказывала, за что отбывали здесь свой срок некоторые заключенные: «Неграмотную Совицкайте осудили на 25 лет за то, что она перешла из подсобного армейского хозяйства батрачить к одному из местных жителей. Учительницу Радзявичуте отправили в лагерь на 25 лет за хранение учебников, изданных в буржуазной Литве, и национального флажка! Всех их и осужденных за аналогичные «преступления», комиссия освободила…

Пятидесятилетний Шаргородский получил 10 лет: в его стихотворении, посвященном Сталину, была строка: «Он один не спит, и трубка его погасла». Погасшая трубка была расценена как упадочные настроения и клевета на Сталина.

10 лет получил слесарь Сибирев «за восхваление иностранной техники. За это же и такой же срок дали Федосову. В результате проверки комиссия освободила 261 человека».

Ксения Павловна оставила после две книги воспоминаний. Она скончалась в Москве в 1993 году в возрасте 99 лет. Была похоронена на Хованском кладбище.

Закончить мне хочется словами самой Ксении Павловны:

- На склоне лет я оглядываюсь на пережитое в те страшные годы, нанесшие такой тяжкий урон партии и всему нашему делу. Перед глазами снова встают сотни товарищей, не вернувшихся из тюрем и лагерей, и я низко склоняю свою давно уже седую голову перед их памятью.

Михаил Захарцов,
 по материалам историко-просветительского
 общества «Мемориал»