(Продолжение. Начало в №№ 35-37 от 28.03.2014 г., №№ 39-40 от 4.04.2014 г., №№ 53-55 от 8.05.2014 г., №№ 60-61 от 23.05.2014 г., №№ 68 от 10.06.2014 г., №№ 69-70 от 13.06.2014 г.)

Между прочим, я ожидал, что перед Олимпиадой–2013 в Сочи из столицы будут высланы в районы Восточной Сибири и Дальнего Востока все воры и коррупционеры из верхних эшелонов власти. Это бы значительно оздоровило нашу правящую элиту и, может быть, с этого бы и начался экономический подъем страны. Увы, этого не случилось.

….С приездом жены я стал часто появляться в поселке и общаться с геологами, буровыми и горными мастерами, рабочими. Невольно вникал в жизнь, порядки и нравы, которыми жил поселок. Основным видом разведочных работ было бурение. Использовались буровые самоходные станки АВБ-ТМ -100 (буровая установка, смонтированная на базе гусеничного трактора). Этот станок был рассчитан на глубину бурения до ста метров, что удовлетворяло требованиям разведки наших бокситов. В работе было одновременно пять-семь станков.

Буровая бригада состояла из четырех человек: бурильщик, помощник бурильщика и двое буровых рабочих. Бурильщик и помощник бурильщика, как правило, были мужчины, а вот буровыми рабочими в большинстве случаев – женщины. Работали в две смены. Продолжительность смены составляла двенадцать часов. Бурили «всухую», с подливом воды на забой. Буровую сопровождали только сани с оборудованием и инструментом.

Все работы проходили под открытым небом. Буровая была открытой, и бытового балка для бригады не было предусмотрено. При переезде на новую точку прежде всего доставали с саней двухсотлитровую бочку на высоких металлических ножках и разводили под ней костер. Горячая вода для подлива на забой требовалась постоянно. Таяли снег. В хозяйстве на буровой была мотопила «Дружба» или «Урал». Мужики напиливали сухих дров, а в обязанности женщин входило поддерживать огонь и чтобы был всегда крепкий горячий чай.

Керн из колонковой трубы выколачивали мужики, укладывали его в керновые ящики и сразу, пока он талый, делили с помощью топора на две половины. Одна половина керна шла в пробу, а вторая оставалась в керновом ящике. Конечно, в зимних условиях (а продолжительность зимы составляет восемь месяцев!) работа эта под открытым небом была трудной для мужиков, а о женщинах нечего и говорить. Не работали только при температурах ниже сорока градусов.  Летом тоже было не сладко. Радовало солнышко, тепло, оживление природы. Но комары и мошка отравляли радость жизни. К тому же далеко не все их могут сносно переносить. Оттаявшие болота затрудняли перемещение буровой. Частенько трактор буксовал и утопал в мочажинах. Резиновые сапоги и брезентовая роба не очень-то радовали жизнь, особенно женщин.

Шурфы глубиной до пяти метров проходились, как правило, одним проходчиком «на выброс». Начиная с глубины пять метров проходка осуществлялась с подъемом породы на поверхность с помощью бадьи. Емкость бадьи составляла где-то литров сто. Крепилась она с помощью тонкого (миллиметров 8-10) тросика к барабану (воротку), установленному на поверхности над шурфом. Так вот, воротовщицами (в смене их было двое), как правило, работали женщины. Согласитесь, труд не из легких. И все это тоже под открытым небом и в любую погоду. Глубокие шурфы проходились сечением 1,5 м2, и 2,0 м2. В районе месторождения была распространена островная вечная мерзлота.

Проходка по мерзлоте осуществлялась с применением взрывных работ. На участке был оборудован склад взрывчатых веществ, охрану которого обеспечивали тоже женщины, вооруженные одноствольными ружьями. Крепление стенок шурфов производил проходчик. В качестве крепежного материала использовали круглый лес или пластины в полдерева. В заготовке и изготовлении элементов крепи на поверхности проходчику помогали женщины-воротовщицы.

На глубоких шурфах работали опытные проходчики, настоящие мастера своего дела. Прежде всего, обращал на себя внимание Виктор Ганн. Веселый, заводной, любитель разных приколов и розыгрышей. Это ему принадлежит шутка с туалетом в одной из сезонных геологических партий, где он работал проходчиком. Он изготовил несколько табличек с надписью «Туалет». Приколотил гвоздями эти таблицы к деревьям таким образом, что получался довольно извилистый зигзагообразный путь, и после последнего указателя открывалась большая открытая поляна, на которой был установлен столб с большой таблицей с красочной надписью «ТУАЛЕТ». На участке Центральном он был с женой. Звали ее Октябрина. Работала она продавцом магазина. Виктор Широнин тоже был с супругой. По-моему, у них уже тогда рос мальчонка Володя. Человек Широнин был спокойный и рассудительный. И если за Ганном, как говорится, нужен был глаз, то Широнина проверять было не надо. Горенский, к  сожалению, не помню его имени, проходчик был классный, и к тому же заядлый и опытный охотник, не уступающий профессионалам.

Но самое большое впечатление на меня произвел проходчик Леопольд Альбертович Линявский. В бывшем банковский работник из Латвии, отдавший десять лет ударным стройкам ГУЛАГА и оставленный в наших краях на поселении. Он был ростом под два метра. Трудно даже было представить, как он размещался в шурфе. А ведь он не только размещался, но ловко орудовал там кайлой и горняцкой лопатой. Несмотря на то, что образ жизни и среда наложили на него свой отпечаток, в нем все равно чувствовалась порода. Относился я к нему очень уважительно. В обращении употреблял только «вы». У нас с ним сложились хорошие товарищеские отношения. Позже, когда я работал на геологической съемке, он был моим верным помощником, заведуя всем хозяйством партии. На его честность и порядочность можно было положиться без всяких сомнений. Из буровых рабочих наиболее запомнились Роман Вольт и Николай Залевский. Николай спокойный, с ровным тихим голосом. Зато жена, Ольга, была полной его противоположностью. Небольшого ростика, активная, шумная. На участке с удовольствием смаковали один эпизод из их жизни. Как-то утром Николай был после хорошей выпивки. Ругая его, Ольга в сердцах воскликнула: «Сейчас дам тебе так, что к стенке прилипнешь»! Спокойным тихим голосом Николай парировал: «Ну вот, сама и отколупывать будешь». Ольга каким-то образом попала к нам из Чехии. Где-то в 1963 г. она туда и уехала. И пути-дорожки с Николаем у них разошлись. Роман был крепким кряжистым мужиком. Оставался он холостяком. Из буровых мастеров запомнился Новгородцев. Ему в то время было лет сорок,          т. е. это уже был сложившийся опытный специалист. Его супруга работала в хозцехе. На Центральном встретил я хорошую семейную пару - Николая и Римму. Николай работал буровым мастером, а Римма опробщиком. Была у них девочка лет пяти. К сожалению, не могу вспомнить их фамилию. Между прочим, ругаю себя, что не вел дневник. Это исключило бы подобные досадные пробелы. Но мы - кухаркины дети, а дневник – это, видимо, удел потомственных интеллигентов. Интересно Булат Окуджава прошелся по кухаркиным детям:

Кухарку приставили как-то к рулю.

Она ухватилась, паскуда.

И толпы забегали по кораблю,

Надеясь на скорое чудо.

Кухарка, конечно, не знала о том,

Что с нами в грядущем случится.

Она и читать-то умела с трудом,

Ей некогда было учиться.

Кухарка схоронена возле Кремля.

В отставке кухаркины дети.

Кухаркины внуки снуют у руля:

И мы не случайно в ответе.

Глядя на нашу действительность и на нас самих, трудно не согласиться с Булатом…

Девушки-геологи (Люба, Люда, Неля, Катя) занимались документацией и опробованием керна. В любую погоду им приходилось два раза (к концу каждой смены) идти на буровую, чтобы успеть задокументировать еще не полностью промерзший керн и наметить интервалы опробования. Непосредственно отбор проб производил рабочий-опробщик (как правило, это была женщина). Так что, девушки-геологи с энцефалиткой, телогрейкой и резиновыми сапогами тоже не расставались. Документацией шурфов занимался Гена Шейко и супруга (геолог) горного мастера Жени Титова. Геофизику вели Петр Беляев и Толя Кузнецов.

Кроме буровиков и горняков, был довольно многочисленный отряд строителей, а также электрики, дизелисты, рабочие механической службы и хозцеха. Размещались работники, как правило, по профессиональному признаку. Буровики жили отдельно. Специфика посменной работы способствовала этому. Горняки работали по свободному графику, и им удобнее было жить обособленно. Женщины старались размещаться тоже по этому принципу. Конечно, это была общая схема, и отклонений от нее было много.

Семейные жили в отдельных домиках. Нередко в одном домике жили две семьи. Столовой или котлопункта на участке не было. Готовили себе еду сами. Для семейных это была не проблема. Холостяки объединялись по разным признакам в небольшие группы. Продукты приобретали в магазине. Ассортимент был очень ограниченный: тушенка, консервы рыбные и овощные (борщи, солянка), крупы, мучные изделия. Овощей и фруктов не было вообще. Да что там говорить о нашем участке, когда даже в Красноярске в те времена цитрусовые появлялись только по большим праздникам. И это при том, что мы кормили тогда столько стран в Африке, Юго-Восточной Азии и Латинской Америке. При всех достоинствах той системы, сфера обслуживания человека была очень неуклюжей и неповоротливой. Семейным, более или менее обосновавшимся, было проще. Как помните, приводили парадокс того времени в нашей стране: в магазинах ничего нет, а в холодильниках все есть. Наиболее обеспеченным на общем фоне выглядели Гурские. Они держали корову! Доставалась она им, конечно, нелегко. Сено Арнольд заготавливал в узких пойменных лугах. Но зато они были со свежим молоком и сметаной.

Ну, а нам, вновь прибывшим и не имеющим своего угла, было туговато. К тому же мою молодую жену, детство и юность которой прошли в городской интеллигентной среде, первое посещение магазина привело в ужас. Придя домой, она плакала. В магазине посетители не стеснялись в выражениях, и мат стоял довольно густой. Видимо, по выражению лица люди поняли ее состояние. И старались выражаться еще посочнее. Особенно это доставляло удовольствие Соньке (ее так звали все) Ремневой, жене нашего бурильщика. Татарочка по национальности, очень озорная, она просто ожидала и ловила моменты посещения Лидой магазина. Но как ни странно, потом у них установились довольно хорошие отношения. Сонька оказалась добрым и отзывчивым по натуре человеком. Медицинскую помощь осуществляла фельдшер Нина Гурская (супруга участкового геолога). Прием больных она проводила у себя на дому.

Так что круг общения на нашем изолированным от внешнего мира участке был ограниченным и узким. Однообразная, повторяющаяся изо дня в день работа. Постоянно одни и те же лица, окружающие тебя. Ведь работали безвыездно, от отпуска до отпуска. Это однообразие, конечно, надоедало, и не все были в состоянии вынести это. На участке был «сухой» закон. Спиртное в магазине отсутствовало. Но к праздникам спиртное появлялось. И, представляете, какие это были дни, особенно весенние и летние! Наши женщины так преображались, что их трудно было даже узнать. Придумывали какие-то прически, нарядные платья и, конечно, косметика тоже делала свое дело!

Гуляли, как и работали, с полной отдачей и от души. Вино и водка лились рекой! Присутствовала, видимо, и бражка. Влюблялись. И я не исключаю, что некоторые женщины на следующий день просыпались с тяжелыми мыслями, как у Эдварда Радзинского в «Современном Декамероне»:

Ох, тошно мне!

Ктой-то был на мне:

Сарафан не так

И в руке пятак.

Несовпадение могло быть только по последней строке. Пятак в руке оказаться не мог. Не принято было и это могло выглядеть даже оскорбительным. Кстати, как бы в подтверждение этого, наш начальник участка Виктор Павлович рассказал мне очень забавный эпизод. Его вызвали с отчетом на Пуню. Вместо себя он оставил одного из мастеров. Так вот, этот мастер присмотрел одну из девушек и, используя административный ресурс, хотел затащить ее к себе в постель. Девушка с возмущением отказалась выполнить это распоряжение. Оскорбленный мастер ее уволил. Когда Виктор Павлович возвратился на участок, эта девушка пришло к нему на прием и, не стесняясь в выражениях, поведала ему истинную причину ее увольнения. Завершила она свою защитительную речь очень своеобразно: «А вот с Вами, Виктор Павлович, если вы предложите, я в постель лягу!». Виктор Павлович посмеялся и восстановил девушку на работе. Так что, действовал не пятак, а личные симпатии и расположение к человеку. Конечно, круг был ограниченным и замкнутым. Выбор у наших девушек был, прямо скажем, невелик.  В этих условиях работал принцип, изложенный в незатейливой песенке:

Я его слепила

Из того, что было.

Ну и что слепила,

То и полюбила.

Союзы эти были, как правило, временными и недолговечными, но нередки были и случаи, когда серьезные люди создавали нормальные семьи. Так, обрели свое счастье здесь и наши девушки геологи. Люба Яровая вышла замуж за Толю Кузнецова, Люда Чагина нашла спутника своей жизни в лице Гены Шейко, а Неля обрела свое счастье с одним из бурильщиков.

Так что, молодость и жизнь брали свое. Люди работали и старались  жить интересно и весело.

Численность участка Центрального в это время составляла около 150 человек при общей численности Чадобецкой партии примерно 250 человек. А коллектив Ангарской ГРЭ насчитывал около тысячи работающих.

Внутренний климат в отношениях между людьми в Чадобецкой партии во многом определили работники бывшей Татарской геологоразведочной партии, которые составляли подавляющее большинство, особенно в начальный период работы. Это семейные династии Кооп – Грицино и основной состав буровиков и горняков. В Татарскую партию в пятидесятых годах прибыли молодые геологи А.А. Гузаев, А.А. Малышев, А.Т. Сырнева-Стеблева, Г.С. Томилович, В.В. Терещенко, И.К. Кусов, Б.Г. Цакулов. В начале шестидесятых из Казачинской экспедиции в АГРЭ начали работать геологи-бокситчики В.К. Кумец, А.П. Шевцов,  Л.Г. Прожогин, прошедшие становление под руководством Е.И. Пелтека. Они впитали традиции старшего поколения геологов, развили их и вместе с М.А. Амосовым принесли этот профессиональный климат не только в Чадобецкую партию, но и в Ангарскую экспедицию в целом.

Несмотря на ограниченный круг общения, оторванность от внешнего мира, трудности бытового характера, работа и жизнь на Центральном мне понравились. За лето 1962 года нам пришлось сменить несколько кильдымов. Хорошо, что переезжать было легко. Все наши пожитки умещались в два рюкзака и три походные сумки. Когда приехали хозяева первого нашего пристанища, компания с геодезистами распалась, и мы переместились в расположенный неподалеку следующий кильдым, хозяева которого уехали в отпуск. А в это время, с начала лета рядом с вертолетной площадкой строилась новая контора. Во второй половине сентября строительство ее было закончено, и мы переехали в старую контору. Причем, опять не одни, а с мастером-строителем Виктором Владимировичем Берноскуни.

Ю. Забиров 

(Продолжение следует)