(Продолжение. Начало в № 83 от 1.08.2014 г.)

К себе, на базу Чадобецкой ГРП (пос. Пуня) в то время проще было добираться не через Мотыгино, а через Кежму, там базировался авиаотряд. Из Кежмы до Пуни ежедневно (кроме субботы и воскресенья) Ан-2 выполнял пассажирский рейс. В зимнее время на р. Чадобец намораживалась ледовая взлетно-посадочная полоса, а летом самолет садился на надпойменную террасу. Из Красноярска до Кежмы ежедневно самолет ИЛ-14 выполнял три рейса. Но, несмотря на это, с билетами всегда была напряженка, и побеспокоиться об их приобретении надо было заранее. Стоимость билетов была в пределах 8-ми рублей. Среднемесячная заработная плата в нашем приравненном к Северу районе составляла порядка 200 р. (120 р. - оклад, 30% районный коэффициент и 50% северные). Так что слетать в Красноярск даже не в командировку, а проведать родных и близких, было не очень накладно. При пенсии 120 р. пенсионерам это тоже было вполне посильно. А в летний период, помимо авиации, по Ангаре от Стрелки до Богучан ежедневно ходил теплоход.

На людей моего поколения вышедшая из моды песня В. Добрынина «На теплоходе музыка играет» невольно навевает волну теплых воспоминаний. На дебаркадере задолго до прибытия теплохода собираются отъезжающие, провожающие, встречающие и просто свободные от работы люди. Невольно взоры притягивает наша родная красавица Ангара. Пацаны рыбачат с берега или забираются на крыши балков (удлиненные, сколоченные из досок строения на деревянных полозьях. С одной стороны торца расположена входная дверь, а с другой - двустворчатые ворота. Балок заталкивается прямо в воду так, чтобы лодка свободно выходила и заходила через распахнутые ворота).

По Ангаре рассекают волны лодки, оборудованные нашими первыми подвесными моторами «Москва» с мощностью двигателя 20 лош. сил. Моторы были очень несовершенными (примерно как наши первые телевизоры и стиральные машины).  Так что владельцам этих моторов забот хватало. Можно уверенно сказать, что скользили с гордым видом по Ангаре на своих лодках они по времени примерно столько же, сколько проводили времени за ремонтами. А у «средней травы» (так называют отмель разделяющую на две части нашу Мотыгинскую протоку) были видны рыбаки на деревянных весельных лодках. Кстати, первые заводские лодки в то время у нас были единичными. В подавляющем большинстве лодки были деревянными, сделанными из выбранной в лесу и специально просушенной ели нашими местными умельцами. Как правило, это были коренные ангарцы. Их было немного, и пользовались они большим и заслуженным авторитетом.

И вот вдали появляется белый теплоход. Народ собирается  на дебаркадере поближе к причалу. Красавец-теплоход подходит, играет громко музыка. Всех одолевает какое-то радостное возбужденное настроение. Лично мне, конечно же, приходилось плавать на теплоходе и до Стрелки, и до пос. Артюгино, где базировалась наша круглогодичная Красногорская партия. Стоимость билета до Стрелки, по-моему, была 5р.

Плавание на теплоходе было очень комфортным. Если плыть надо было долго, можно было устроиться в каюту. Работал буфет. Можно было выйти из каюты и полюбоваться берегами нашей Ангары. Позже на смену теплоходам пришли быстроходные  «Ракета» и «Заря». Время в пути сократилось, но ты опускался в общий салон, занимал свое место и сидел до остановки судна. Это уже воспринималось как работа.  Стоимость проезда, по-моему, не изменилась.

С началом перестройки пассажирский водный транспорт, как и авиация, перешли в частные руки. Конечно, обеспечить прибыль в 100 – 150% этот вид деятельности не мог. А такой размер дохода был, да пожалуй, и сейчас остается нормой для наших молодых со здоровым аппетитом капиталистов. О них хорошо сказал Андрей Дементьев: « В списке «Форбс» сегодня хватает наших олигархов. Видимо, в 90-е они смогли так устроиться, что на их счетах появились миллиарды долларов. Я не представляю, как можно заработать такие деньги за столь короткий срок. Наверное, они оказались хитрее, ловчее, предприимчивее. У меня есть строчки про таких: «Видно, Вы талантливые люди и не зря в России рождены, если кто-то вам поднес на блюде все ключи от всех богатств страны». («Аргументы и факты», № 10, 2014 г.).

Пассажирский водный транспорт по Ангаре уже в первой половине 90-х ушел в небытие. Такая же участь постигла и нашу малую авиацию. Трудно представить, как можно жить в Сибири и на Дальнем Востоке, не имея тех средств связи с Большой землей, какие были во времена Союза. Сейчас появилось мнение, что в Сибири и на Дальнем Востоке и не надо жить постоянно. Полезные ископаемые и лес можно эффективно добывать вахтовым способом работы. Да, полезные ископаемые таким способом можно и выбрать. А что дальше? Можно уверенно говорить о том, что если россияне не смогут здесь жить оседлым образом, то эти пространства освоят другие народности. Нельзя же сидеть как собака на сене. Кстати, по-моему, Кондолиза Райс уже заявляла, имея в виду Сибирь и Дальний Восток: «Это несправедливо, что Россия одна владеет такими огромными территориями, надо делиться». В 19-м веке Столыпин нашел способ решения этой проблемы. Пришло время появиться новому Столыпину и найти решение этой проблемы в 21-м веке. Правда, в 2013 году на самых верхних эшелонах власти был поднят вопрос о возрождении малой авиации. Завершается год 2014-й, и что-то существенное здесь не просматривается. Видимо, все это останется на уровне разговоров и обещаний, также как и в области возрождения российской экономики, сельского хозяйства, о том, что никакие санкции не смогут поднять цены на продукты.

…Итак, в середине февраля 1963-го завершилась моя первая проектная кампания. Конечно, многое за этот период я узнал, и благодарен Михаилу Алексеевичу Амосову за то, что он меня включил в состав проектной группы.

С дорогой до нашего участка Центрального нам крупно повезло. Мы добрались туда  за один день.  В 10 часов мы на ИЛ-14 прилетели в Кежму. В 12 часов АН-2 доставил нас на нашу базу - пос. Пуня, а уже в 15 часов на вертолете Ми-4 мы прибыли на свой участок Центральный. Для связи с участками на базе партии постоянно базировался вертолет Ми-4, а в летнее время дополнительно к нему был вертолет Ми-1. Дома (так я называл нашу избушку, из которой мы выехали на проектирование) нас ожидал неприятный сюрприз. Чтобы дать возможность использовать в случае необходимости остро нуждающимся нашу хату, мы аккуратно сложили свои вещи в уголок. Но получилось так, что балок не понадобился и пустовал. Мыши воспользовались представившейся возможностью и устроили себе в наших вещах благоустроенные квартиры. Естественно, вещи наши пришли в полную непригодность. Особенно я жалел свой первый в жизни полушубок. Но хорошо, что время уже наступало весеннее, и мы как- то обошлись.

На участке произошли существенные перемены. Самое главное - Виктор Павлович Дикунов перешел работать заместителем начальника партии. Начальником участка стал Митрофан Георгиевич Костюк. Да, да! Тот самый легендарный Костюк, бывший комбриг Красной армии, политосужденный 1937 года. В 1947 г. он стал первым начальником Нижне-Ангарской геологоразведочной партии. Позже эта партия трансформировалась в нашу Ангарскую экспедицию. Митрофан Георгиевич в 1963-ем перевалил уже за седьмой десяток. Супруга была моложе его лет на тридцать. Она работала на участке экономистом-нормировщиком. Я не скрывал свой радости знакомства с  Митрофаном Георгиевичем и глубокого уважения к нему. Как-то так получилось, что я ему тоже сразу понравился. Поэтому общаться нам было легко и приятно.

Несмотря на возраст, Митрофан Георгиевич еще обладал могучим здоровьем и силой. Он был небольшого роста (где-то метр шестьдесят пять – шестьдесят семь), но широченный в плечах и кряжистый. Дисциплину он держал жесткую. Иногда зимой, глубокой ночью, несмотря на мороз, он совершал обход буровых. В руках у него была сучковатая палка-трость, сопровождала его небольшая лохматая собачка. Буровые располагались недалеко от поселка, и были случаи, когда ночная смена бросала работу и уходила к себе в избушки. Подобные нарушения пресекались решительно. Доставалось по полной и буровикам, и буровому мастеру. Конечно, мы в это время уже забыли, как работали люди в военное и сразу послевоенное время, т.е. люди поколения Митрофана Георгиевича. Естественно, далеко не всем рабочим такая строгость была по нраву. И нашлись какие-то подонки, которые убили его любимую собачку. Кто это сделал выяснить не удалось, но большинство работников не одобрили этот поступок. Как бы там ни было, порядок на участке был образцовый и производительность труда значительно возросла.

В составе горняков существенных изменений не произошло. А вот в буровом цехе значительно возросло количество «тунеядцев», высланных из Москвы и Ленинграда. В числе тунеядцев оказался даже один геолог - Виталий Савинов. Когда я с ним познакомился ближе, то оказалось, что это скромный, тихий, безобидный человек, мало приспособленный к жизни. В Москве у него остались жена и ребенок. Жена работала официанткой в ресторане. Видимо, первым номером в их семье она и являлась. Он сидел с ребенком, и кто-то из соседей «капнул» на него. Вот и оказался он в результате на лесоповале в леспромхозе. Но все же времена уже были не Гулаговские, и ему разрешили устроиться работать по специальности. Мы с Лидой относились к нему с пониманием и немного опекали его. Поздней осенью 1963-го из Москвы к нему приезжала жена. Несколько дней она прожила у нас и очень благодарила за своего Виталия. В начале 1964-го ему разрешили выехать к семье.

На Центральном появились и наши земляки из Киргизии - Юра Новиков и Володя Бойченко. Конечно, мы сблизились и стали часто общаться. Юра был женат. Жена Лариса работала в магазине, их маленькая девочка – Леночка - много времени проводила у нас.

Меня и Володю Лопатина Михаил Алексеевич оставил на Центральном участке. Мы продолжали поисковые работы на бокситы на площадях, расположенных к югу от Цетрального месторождения. С Володей мы определились таким образом, что я продолжал маршрутные поиски, а он занимался документацией шурфов и скважин. Маршрутным рабочим мне дали Ивана Васильевича Привалихина. Он проштрафился, был отстранен от работы на буровых. Смотрелись мы с ним в паре неплохо: впереди геолог с компасом ростом  метр шестьдесят три, а за ним маршрутный  рабочий с лопатой ростом под два метра.

Когда познакомились поближе, выяснилось, что родом он из Кежмы, что его родители коренные кежмари. Ваня имел техническое образование горняка-угольщика, но в силу субъективных причин не работал по специальности. Однако наследственная страсть к охоте и рыбалке была ярко выраженная. Собственно, он этим и жил. Человек он был добрый и далеко не глупый. Мне в то время очень хотелось постичь тонкости охотничьего дела. На рябчиков и глухарей из свой мелкашки-тозовки (винтовкаТОЗ-16) я уже в это время охотиться приспособился. Но хотелось познакомиться с настоящей промысловой охотой. Ваня с удовольствием рассказывал мне разные охотничьи истории. У него была деревянная лодка. Мы использовали ее по ходу своей работы.

Так произошло мое знакомство с рекой Териной. Геологическая жизнь моя была привязана к этой речке вплоть до 1968 г. Мне казалось, что красивее и живописнее нашей Терины в мире речек не существует. Конечно, я понимаю, что, наверное, в жизни каждого геолога самой красивой является река, с которой связан начальный период его работы. Согласен. Только это не изменит моего отношения, моих воспоминаний о моей Терине - сибирской красавице, реки моей юности. И сейчас, когда я уже ближе к восьмидесяти, чем к семидесяти, и за столом собираются гости моих детей с рассказами, кто в каких замор-ских странах побывал, я вспоминаю «Федота-стрельца» Леонида Филатова - «чудес в мире как мух в сортире», а про себя говорю: «А все же самой красивой рекой в мире является Терина».

Произошел у нас с Ваней такой случай. Плывем мы с ним на его лодочке, и вдруг видим в небольшой заводи сеть, а наверху, практически на поверхности воды, у самой тетивы, плещется большущий язь. Ваня говорит, что сеть с мелкой ячейкой и большая рыбина просто чудом зацепилась и что она, наверняка, уйдет. Немного подумав, он продолжает: «Давай не дадим рыбине уйти и подарим ее твоей Лиде. Хозяина сети я знаю и все ему объясню». Конечно, я с этим предложением согласился. Увидев язя килограмма на два-два с половиной, моя Лика, конечно, пришла в восторг. Вечером у нас на столе был прекрасный рыбный пирог.

На Центральном продолжали работать на документации керна скважин наши девушки-геологи – Люба Яровая. Люда Чагина, Неля Сунцова, Катя Денисова. Гена Шейко документировал шурфы. Команду горняков продолжал возглавлять Женя Титов, буровой цех - Новгородцев. В начале зимы на участке Южном обосновались горняки. Они проходили глубокие шурфы с рассечками. Леопольд Альбертович Линявский жил там со своей новой подругой – Людой. Она была хрупкой, симпатичной женщиной лет двадцати семи, небольшого ростика. В ее чертах было что-то от людей юго-восточной расы. Рядом с двухметровым Леопольдом она казалась девочкой-подростком.

В 1963-м под руководством Анатолия Яковлевича Хлебникова началась крупномасштабная (масштаб 1:50000) геологическая съемка Чадобецкого поднятия. Толя прошел школу среднемасштабной (1:200000) геологической съемки в партии Славы Склярова. Работы были начаты в бассейне р. Великанды (юг Чадобецкого поднятия). От этой речки партия получила название Великандинская. Толя и другие работники Великандинской жили на Пуне на таком же положении и с такими же правами, как работники Чадобецкой партии.

На Чуктуконе были развернуты буровые и горнопроходческие поисковые работы по оценке масштабов выявленного здесь бокситового оруденения. На этих работах были задействованы геологи Гена Дубина, Глеб Соколов и техник-геолог Игорь Шестаков. Со всеми ними я познакомился только в начале зимы, когда выехал на базу с отчетом по результатам поисковых работ. Все мы были примерно одного возраста, поэтому каких-либо трудностей в общении не возникало.

Виктор Клементьевич Кумец  вместе с Геной Леоновым продолжали поисковые работы на Ямболакских болотах.

Юрий Забиров.

(продолжение следует)