(Продолжение. Начало в №№ 83, 104 2014 г.; № 3, 4, 5, 6 2015 г.)

В историю развития Красноярского края, его экономического процветания важные страницы вписала Ангарская геологоразведочная экспедиция, основная база которой до сих пор находится в Мотыгино, а поисковые геологоразведочные и прочие партии были разбросаны по северным районам края, приумножая карту разведанных минеральных запасов страны.

Предлагаем вниманию наших читателей продолжение воспоминаний кандидата геолого-минералогических наук, Почетного жителя Мотыгинского района Ю.А. Забирова о путях-дорогах геологов, о коллегах, с которыми пришлось пройти за годы работы в экспедиции.

ела на Пуне была отведена под камералку. Кроме нее был изолированный кабинет главного геолога, маленькая комнатка для хранения фондовых геологических материалов и рудоразборка для работы с каменным материалом. В конторе самые большие комнаты занимали начальник партии и бухгалтерия. Отдел кадров, планово-экономический отдел, отдел нормирования, отдел снабжения располагались в отдельных комнатках. Для работы буровых и горных мастеров также было выделено отдельное помещение. Отопление было печным и топили, естественно, дровами.

Работать в такой многолюдной камералке было интересно и весело, но трудно. Сосредоточиться, сконцентрировать внимание на каком-то вопросе требовало больших усилий. Но зато какие жаркие и интересные дискуссии возникали, когда кто-нибудь высказывал вслух какую-то идею или свое мнение по какой-либо геологической ситуации. В обсуждении участвовали все. Высказать свое мнение не боялся никто. Молодость брала свое.

Нас, геологов Чадобецкой и Великандинской партий, было в то время человек сорок. Самым старшим из нас по возрасту был Виктор Клементьевич. Ему в то время уже было 29 лет! Мы же, остальные, были в возрасте от 18-ти до 25-ти. Он и держался как старший. Всегда спокойный, выдержанный. Высказать свое мнение не торопился. Споры возникали и по стилю изложения наших отчетов. Все мы были начинающими, и излагать свои данные и выводы по результатам поисковых работ на профессиональном языке было трудно. Попытка посоветоваться сразу переходила в споры. «Да кто так пишет, в русском языке так не принято», - заслушав фразу, восклицал кто-нибудь. Автор текста, уверенный в своей правоте, предлагал обратиться к арбитру - главному геологу. Михаил Алексеевич брал в руки текст, долго его рассматривал и, хмыкнув, откладывал на стол. Через некоторое время он опять брал текст в руки и выносил приговор: «Смысл есть, оставить». Особое упорство в защите своей правоты проявлял Толя Хлебников. И был за это наказан. После дискуссий на Пуне он вывез свой годовой геологический отчет на рассмотрение геологического отдела экспедиции.

Дело было весной 1964-го. Ангара только что освободилась от ледового плена.  Как правило, с первыми баржами предприимчивые кавказские люди привозили в Мотыгино в бочках самодельное вино. Вызывало это событие бурное оживление в среде мотыгинцев. На баржу выстраивалась очередь, кто с ведром, кто с канистрой. С меньшей тарой не имело смысла отстаивать очередь. Такой ажиотаж был связан с тем, что в те добрые старые времена по навигации в район завозился годовой запас основных промышленных и продовольственных товаров. Существовал ушедший в небытие термин «Северный завоз». Занимался в районе завозом Северо-Ангарский продснаб. Продснаб имел на Ангаре свой причал с обширными складскими помещениями. Кроме того, под складами была занята обширная территория напротив двухэтажного здания современного Комитета народного образования (КНО). Кстати, во времена Союза Районный отдел народного образования (РОНО) занимал две маленькие комнатки в здании Райисполкома (в настоящее время в этом здании размещается Социально-культурный центр). Представляете, как резко возросла численность аппарата управления. А качество образования, как по краю, так и в целом по России, не улучшилось. Видимо, здесь мы столкнулись со случаем, когда не сработал один из законов диалектики – перехода количества в качество. А может быть, закон и сработал. Качество ведь изменилось только с отрицательным знаком.

Так вот, до новой навигации хватало всего, кроме водки. Этим и объясняется  штурм первой баржи с вином. Люди выпивающие меня поймут, а трезвенникам, увы, этого не дано. В этой связи невольно приходит на память, как в эпоху Горбачевско-Лигачевского сухого закона на телевидении устраивались в открытом эфире диспуты между командой трезвенников и командой выпивающих. Желающие могли по телефону задавать в студию вопросы и высказывать свои мнения. Так вот, одному из телезрителей команда трезвенников показалась такой скучно-печальной, что он сказал: «Команда трезвенников напоминает мне команду переболевших алкоголиков». Хотя я лично к трезвенникам отношусь очень уважительно. Но в то же время по каким-то радостным событиям и допускаю принять рюмочку-другую. И, естественно, не пропустить третий тост – «За Любовь»!

Толя Хлебников был в радостной толпе встречающих баржу с вином. Дело это было в воскресенье, и можно было позволить себе и расслабиться. Тем более, что накануне он яростно отстаивал свой вариант отчета и отчаянно сражался с прибывшими в экспедицию проверяющими из Москвы. Где-то уже после обеда эти москвичи прогуливались по улице Советской и попали в поле зрения Анатолия, уже разгоряченного к этому времени молодым кавказским вином. Толя решил не упустить случая продолжить дискуссию по своему отчету. Москвичи вызов не приняли. Но Толя плелся за ними нетвердой походкой хорошо выпившего человека и продолжал настаивать на своем, употребляя и ненормативную лексику. Хорошо, что  его увидели наши геологи и утащили в общежитие. На следующий день москвичи сообщили о случившемся руководству экспедиции. Пришлось Толе писать объяснительную. В его изложении виновным в случившемся явилось молодое кавказское вино. Водка - это обычный напиток, и сколько можно ее выпить, чтобы не опьянеть, так сказать, меру потребления путем многочисленных экспериментов он установил. А молодое кавказское вино – это экзотика, и доза его принятия не установлена. Вот и получилось, что он опьянел и нагрубил москвичам. Руководство экспедиции, посоветовавшись с москвичами, причину случившегося сочло уважительной, и Толю простили.

…И вот 28 ноября пришло известие о том, что я стал отцом, у меня появилась дочь! Анатолий Дмитриевич отнесся с пониманием к этому событию и выделил мне необходимое, чтобы достойно отметить это радостное событие. Володя Лопатин помогал мне встречать товарищей, горящих желанием поздравить меня. А желающих было много. И это было объяснимо. Представляете, в период сухого закона случилось такое радостное событие! Несмотря на то, что мы были комсомольцами, но решили, что у Аленушки должен быть крестный. Естественно, им стал наш друг Вова Лопатин. Мы потом долгое время в общении друг с другом употребляли слово «кум».

Неделя пролетела быстро, и я рейсовой «Аннушкой» вылетел в Кежму. Мне хотелось поехать раньше, но в то время было правило, что неделю мама с новорожденным должна была находиться в больнице под наблюдением врачей. В нашем случае это было особенно необходимо. Врачи до самого последнего момента опасались осложнений из-за перенесенной в начале года операции. Поэтому, когда пришло время, а пришло оно в два часа ночи, главврач присутствовала в больнице лично и собрала необходимых специалистов. Появилась наша Аленушка на этот свет при свете керосиновых ламп. Дизельная электростанция после 24 часов прекращала работу, и Кежма погружалась в черную холодную декабрьскую ночь. К нашему счастью, все обошлось благополучно. Я до сих пор вспоминаю с великой благодарностью кежемских врачей за то, что они с таким вниманием отнеслись к моей Лике.

Юрий Забиров.

(Продолжение следует)