(Продолжение. Начало в №№ 83, 104 2014 г.; №№ 3, 4, 5, 6, 7 2015 г.)

В историю развития Красноярского края, его экономического процветания важные страницы вписала Ангарская геологоразведочная экспедиция, основная база которой до сих пор находится в Мотыгино, а поисковые геологоразведочные и прочие партии были разбросаны по северным районам края, приумножая карту разведанных минеральных запасов страны.

Предлагаем вниманию наших читателей продолжение воспоминаний кандидата геолого-минералогических наук, Почетного жителя Мотыгинского района Ю.А. Забирова о путях-дорогах геологов, о коллегах, с которыми пришлось пройти за годы работы в экспедиции.

После короткого пребывания у Привалихиных мы, несмотря на мороз ниже тридцати, на  рейсовом АН-2 прибыли на Пуню. Нас встретили, и Лика у тети Кати Кооп покормила и перепеленала Аленушку. И дальше без каких-либо промедлений вертолет Ми-4 доставил нас на Центральный. Тепло в нашей квартирке поддерживал геофизик Женя Германов, живший у нас за стенкой во второй половине избушки. По каким-то причинам он эту зиму оставался работать у нас на Центральном. И вот тут наступила проверка, насколько мы были подготовлены для жизни с грудным младенцем в условиях нашей геологической жизни. Зима была морозная. Несмотря ни на какие морозы, мы твердо соблюдали правило, что Аленушку надо ежедневно купать. Свою чугунную печку я кочегарил так, чтобы в избушке было не менее 35 градусов тепла. И вот, когда на улице минус сорок, иногда и за сорок, откроешь дверь на улицу, и клубы пара окутывают, как бы обволакивают и полностью заполняют всю нашу крохотную квартирку. Процедуру купания мы выполняли раздетые, и все равно обливались потом. И что странно, никто из нас за зиму даже не чихнул!

Дизельная электростанция работала до 23 часов. У нас на деревянной полочке стояла керосиновая лампа, которая и светила всю длинную зимнюю ночь. Над лампой мы соорудили из легкой косыночки что-то типа абажура. Лампа стояла в углу комнаты. И вот однажды ночью я проснулся от шепота со слезами Лики: «Юра, пожар». Сон у меня глубокий и крепкий, разбудить меня не просто. А тут я проснулся от шепота! И вторая странность – Лика не кричала, а шептала. А случилось так, что наш абажур вспыхнул и загорелся, ярким факелом. Лика как раз кормила Аленушку. К счастью, я проснулся и среагировал быстро. Молча, как был, схватил лампу, выбежал босиком на улицу и бросил ее в снег.  Стекло лампы, естественно, лопнуло, но у нас были запасные. Установив лампу на обычное место, я успокоил мою женушку. Попросил ее в подобных случаях кричать, а не шептать, и продолжил сон. Здорово поддержала нас в эту зиму коровка Гурских. Без свежего молочка нам бы прожить было значительно сложнее.

В декабре 1963-го поисково-разведочные работы на Центральном находились в стадии завершения. Большинство работников выехали на базу и были рассредоточены на других участках. Уехал и Митрофан Георгиевич с супругой. Поселок обезлюдел. Новый, 1964-й год, мы встречали в узкой компании, с геофизиком Женей Германовым. В феврале предложили и нам выехать на базу партии в пос. Пуня. Поселили нас в двухквартирном, рубленном из круглого леса, доме. За стенкой у нас жила семейная пара буровиков. Они тоже переехали с Центрального. Семья это была образцовая и крепкая. Муж работал бурильщиком и по показателям работы, как правило, занимал первые места. Жена работала у него буровым рабочим. По национальности они были украинцы. Муж был фанатично влюблен в футбол и был преданным болельщиком киевского «Динамо».

С приостановкой поисково-разведочных работ на Центральном ушли из Чадобецкой партии горный мастер Женя Титов с супругой, Гурские (Нина и Арнольд). Люда Чагина возвратилась в свой родной Ленинград вместе со своим мужем Геной Шейко, которого она нашла на Центральном. Неля Сунцова со своим мужем буровиком, которого она тоже нашла на Центральном, уехала с ним на его родину, на юг Красноярского края. Катя Денисова уволилась и вместе с мужем и ребеночком уехала за пределы нашего района. Юра Новиков с Ларисой и доченькой возвратились в Киргизию. Люба Яровая с Толей Кузнецовым, которые тоже нашли свое счастье на Центральном, переехали на Пуню и продолжили работу. Митрофан Георгиевич Костюк вместе с супругой уехали в Красноярск. Мне с ним посчастливилось встретиться еще раз в его новой квартире. Он ее получил в одном из первых домов, которые начали строить на стрелке Енисей – Кача.

Несмотря на эти потери, Чадобецкая партия продолжала жить и проводить масштабные поисковые и разведочные работы на  Ибджибдеке, Наките, Верхней Терине, Чуктуконе. На Центральном производился отбор технологических проб. Наши потери в личном составе с лихвой восполнились прибытием молодых специалистов, которые очень оживили и всколыхнули жизнь поселка. В бухгалтерии появилась стайка красивых молодых специалисток: Женя (Жэка), Таня и Валя Грицай. В буровой цех прибыл молодой специалист Женя Заборовский. Он был не один, а с молодой супругой Людой. Это была очень красивая пара. Он ростом под метр восемьдесят с выправкой гвардейского офицера, и она тоже высокая стройная красавица. К Толе Хлебникову из Чувашии приехала молодая жена - очаровательная Юленька. Валя и Гена Леоновы к этому времени опередили всех нас: у них уже было двое детей. Оленька училась в первом классе, а Андрею исполнился годик. Оля оказалась очень внимательной, заботливой нянечкой. Благодаря этому Валя продолжала работать, находясь в полной уверенности, что дома у нее полный порядок.  Конечно, во многом это было возможно благодаря тому, что место работы от дома находилось рядышком, как говорится, в двух шагах.

Валя, супруга начальника Чуктуконского участка Рафаила Воскобойникова, в одном лице совмещала и заведование, и преподавание в нашей начальной школе. Она имела высшее образование и относилась к своей работе очень ответственно. Посещало школу порядка десяти-пятнадцати человек. По-моему, Володя Плотников и Широнин Володя начали учебу в нашей школе. У Эльвиры и Руслана Савельевых был Игорь, тоже школьного возраста. Дети Майи Тимофеевой также уже были взросленькими. А вот главному инженеру партии Владимиру Александровичу Синицину супруга подарила четверых детей. Двое из них посещали школу. Самые маленькие тоже были под присмотром Нины Канцедаловой, которая заведовала дет-ским садиком. Так что жили мы нормальной семейной жизнью, воспитывали детей. Соответственно, и отношение к работе было уверенным, без спешки и нервотрепки.

Переход на вахтовый метод работы в плане экономическом, конечно, выгоднее. Не надо строить поселки, содержать социальную сферу. Но выгодно это только владельцам компанией и их приближенным, кто сумел обогатиться в условиях перестройки. Как правило, они не связывают свое будущее с Россией и уж с Сибирью тем более. В моде у богатых россиян - приобретать недвижимость за рубежом и туда же уводить свои капиталы. Но это пять-семь процентов. Все остальные этой возможности не имеют и связывают свое будущее и будущее своих детей с русской землей. Поэтому лично я против вахтового метода. Мне трудно представить жизнь, когда муж и отец детей живет дома месяц, а два месяца его нет. По-моему, это ненормально, противоестественно и ведет к разрушению семьи. Вот и появляются в Госдуме законодательные инициативы, подобные предложению депутата от ЛДПР В. Селезнева: «Давайте стимулировать плодотворных мужчин, у которых дети от разных женщин, чтобы они могли получать отцовский капитал, направляя его в том числе на уплату алиментов». (АиФ, № 44, 2014 г).  Кроме того, огромные территории Сибири и Дальнего Востока требуют, чтобы люди здесь жили на длительной, постоянной основе. Чтобы они чувствовали себя заботливыми хозяевами, а не временщиками.

Качество нашей жизни на Пуне по сравнению с Центральным улучшилось. Прежде всего, квартира оказалась значительно просторнее. Была отдельная кухня площадью квадратов девять с печкой, обложенной кирпичом. В спальне такой тесноты, как на Центральном, не ощущалось. Дома строились более капитальными и теплыми.  Выход из квартиры был не на улицу, а в небольшой дворик, огороженный штакетником. Ассортимент продуктов и товаров первой необходимости в магазинах был несравненно шире и разнообразнее, чем на Центральном. Довольно часто из Яркино в магазине появлялась сметана, творог, картошка, морковь, капуста и даже свежее мясо. Наличные деньги, также, как и на Центральном, в обиходе не использовались. Все приобреталось под запись.

В большом дефиците был одеколон. Его появление в магазине вызывало большое оживление, и расхватывали его мгновенно. Помню, как-то в магазин поступила крупная партия одеколона «Манон». Кстати, одеколон с таким названием я в своей жизни больше никогда не встречал. И вот, однажды в толпе людей, вышедших на улицу после киносеанса, раздался крик: «Петруха, «Манону» хошь?». Не вызвать смех это не могло, хотя по большому счету тут впору плакать было, а не смеяться.

В специальном, довольно просторном отдельном домике размещался медпункт. Его хозяйка Галя Забекина имела медицинское образование и обладала достаточно богатым опытом работы. Медпункт был оснащен современным на то время медицинским оборудованием и необходимыми лекарствами. Но самое главное, что приобрели мы с переездом на Пуню, - это широкий круг общения с интересными людьми, собранными здесь из различных уголков нашего необъятного Союза. В довершение ко всему, к нашему приезду в поселке уже функционировал клуб, и в нем почти ежедневно демонстрировались кинофильмы. А к женскому празднику 1964-го мы даже подготовили импровизированный самодеятельный концерт. Толя Кузнецов довольно неплохо исполнил песню «Морзянка» («Поет морзянка за стеной веселым дискантом…»). И, конечно же, стихи Петра Беляева в авторском исполнении заслуженно вызвали наибольший успех:

Пропеллер рвет воздух на части,

вонзаясь в багряный рассвет,

А там, на земле, мое счастье

глядит мне задумчиво вслед…

И снова ты ищешь на карте

маршруты, что надо пройти…

Мне хочется прямо со старта

улыбку твою увезти!

Я думаю, что окончательное решение связать свою жизнь с Петром Рита Рукосуева решила именно под впечатлением этого концерта. Кстати, на Центральном тоже начинали строить клуб. К сожалению, успели поставить только коробку. Позже от работников, прошедших через многие стационарные геологические партии,  я услышал, что строительство клуба является верным признаком близкого завершения работ и ликвидации базового поселка.  Клуб в пос. Пуня тоже пришелся на вторую половину жизни Чадобецкой партии. Максимальный расцвет Чадобецкой, когда численность достигала 250-300 человек, пришелся на 1961–1964 годы.

По прибытии на базу Михаил Алексеевич подключил меня и Володю Лопатина к камеральным работам по обработке материалов по центральному месторождению. К этому времени уже работала группа по сбору и подготовке материалов для отчета с подсчетом запасов бокситов по этому объекту. Подсчет запасов полезных ископаемых – это очень серьезный и ответственный раздел геологии. У нас с Володей еще не успели выветриться знания, приобретенные в студенчестве. Тем не менее, мы сели за изучение литературы по этой тематике. Михаил Алексеевич с пониманием и одобрением относился к этому нашему порыву. Работа поглощала много времени, но молодость и весенние мартовские деньки брали свое.

Мы часто собирались многочисленными компаниями. То кто-то возвратился из командировки или из отпуска, то у кого-то день рождение или другое памятное событие, и Анатолий Дмитриевич выделял по этому случаю из своих стратегических резервов. За столом собиралось по двадцать, двадцать пять человек. Было тесно, но этого никто не замечал, это не стесняло нас, мы танцевали и, конечно же, пели песни: «Хотят ли русские войны» (Евтушенко – Колмановский). Ну и, естественно, наши геологические: «Летчик над тайгою точный курс найдет, прямо на поляну посадит самолет, выйдет в незнакомый мир, ступая по-хозяйски, в общем-то, зеленый молодой народ (Гребенников, Добронравов – Пахмутова). Гимн геологов Пахмутовой пели задумчиво и проникновенно: «Ты уехала в знойные степи, я ушел на разведку в тайгу…». Репертуар геологических песен был обширным и разнообразным. Сольным номером Толи Хлебникова была песня «Лесорубы»: «Эге-гей, привыкли руки к топорам, наше сердце не послушно докторам…» (Танич – Островский). Он обладал красивым густым баритоном, и песня эта у него звучала размашисто, от нее веяло таежным простором и силой.

Старшее поколение тоже проявляло к нам интерес. Побывали мы с Ликой в гостях у Михаила Николаевича Боброва, познакомились с его супругой. Вечер прошел интересно. Они с удовольствием вспоминали оставленные свои родные места и с интересом расспрашивали нас о Киргизии, особенно об озере Иссык-Куль. Отдел снабжения Чадобецкой партии возглавлял Няга (к сожалению, не помню его имя, отчество). Супруга его Эльза работала в бухгалтерии. Чувствовалось, что оказались в Сибири они не по своей доброй воле. По возрасту они были значительно старше нас. Было им к тому времени уже далеко за сорок. Уж не знаю, почему мы им понравились, и они пригласили нас в гости. Стол был сервирован с большим вкусом. В нашем рационе того времени подобных деликатесов, как икра красная и черная, семга малосольная, сервелат, запеченная в духовке баранина, конечно же, не было. Стол украшали бутылка армянского коньяка и шампанское. По ходу встречи выяснилось, что Няга происходит из какого-то румынского аристократического рода, а корни Эльзы находятся в Прибалтике. В них, как говорят, чувствовалась порода. О том, как они попали в Сибирь и здесь встретились, к сожалению, они не распространялись.

Сразу по приезду на Пуню увлекся я преферансом. Каждый вечер Руслан Савельев, Петр Беляев, Володя Лопатин и я «расписывали пульку». Засиживались до двух - трех часов ночи. Выкуривали много-много папирос и сигарет. Ставки у нас были очень низкие. Поэтому главным было не выиграл-проиграл, а сам процесс игры. Продолжалось это мое увлечение дней десять. И вот, прихожу я в очередной раз под утро домой, а женушка моя не спит, как обычно, а собирает свои и Аленкины вещи. На мой недоуменный вопрос она отвечает, что такая жизнь, когда муж день на работе, а ночь с друзьями за преферансом, ее не устраивает. Конечно, видя, что дело принимает серьезный оборот, спать я не завалился. Мы поговорили, и я согласился, что Лика права. Чтобы не искушать судьбу, от преферанса я отказался и в дальнейшей своей жизни ни разу не сел за карточный стол. После этого все у нас  вошло в нормальную жизненную колею.

Юрий Забиров

(Продолжение следует).