(Продолжение. Начало в №№ 25, 26, 28 - 33)

Для начальников партий наступило горячее время. В слегка возбужденном и приподнятом настроении ходили мы по коридорам власти со своими заявками на снаряжение и продовольствие на полевой сезон. Начальник экспедиции Виктор Васильевич Петров этими вопросами практически не занимался. Поэтому главным здесь был его заместитель Михаил Лаврентьевич Тращенко. Последней, но иногда наиболее труднопреодолимой перед складами дистанцией, был начальник отдела снабжения Федор Щерба. Шерстил заявки он нещадно. Вот, наконец, и этот заслон позади, и дальше уже наступала основная  работа Леопольда Линявского и Володи Бойченко. На подхвате у них были горняки. Полученное снаряжение и продовольствие вывозили сразу в аэропорт.

В то время представителем экспедиции в аэропорту работал житель Рыбного Михаил Николаевич Лыхин. Участник войны, человек, полный оптимизма и радости жизни.  Из Рыбного он приезжал на своем мотоцикле с коляской. На территории порта для экспедиции была выделена специальная площадка. Она располагалась правее от здания аэропорта в стороне от взлетной полосы. Здесь был просторный балок - резиденция нашего представителя и большие холодные склады. В ожидании авиации все привезенное представитель принимал на хранение. Довольно часто с первой попытки улететь не получалось. Случалось, что из-за нелетной погоды, изменениях в планах  работы авиации, ожидать вылет приходилось по нескольку дней. Причем, отмену рейса на весь день, как правило, сразу не давали. Задержки объявляют на час, на два и так до самого вечера. При хорошей погоде после неудавшейся попытки выезда я любил возвращаться домой не на автобусе, а по тропинке. Эта тропинка  пересекала лесной массив, на котором сейчас раскинулся леспромхозовский поселок, и выходила где-то к началу улицы Полярной. Здесь росли в основном темнохвойные породы леса, но встречались березки и сосны. Дышалось здесь как-то легко и охватывало душевное умиротворение и спокойствие. К тому же место это было грибное. Росли здесь и летние, и осенние разновидности. Так что с июля и до поздней осени здесь можно было встретить грибников. Кстати, этот лес, назовем его условно Леспромхозовский, сразу пришелся по душе маме Алины Березий. Летние месяцы Мария Васильевна всегда проводила в Мотыгино со своими внуками. Она любила ранним утром побродить по этому лесу, собирая грибы. Моя Лида Леспромхозовский лес просто обожала.

Полевой сезон 1966-го был завершающим в наших геологосъемочных работах на Чадобецком поднятии. Аленушку Лида увезла на лето к моим родителям. В середине мая  она  вместе со мной уже была на Пуне. Я со своим отрядом сразу вертолетом Ми-4 забросился на Цетральный. Толя Хлебников был нацелен на восточное крыло структуры (бассейн р. Цембы). Леша Бычков с горняками прибыл в начале июня, когда тайга уже полностью освободилась от снега. Вода на Терине стояла еще высокая, и на лодке можно было плавать без опасений подводных камней.

Решили мы в порядке рекогносцировки посетить участок Верхняя Терина. Это от Центрального километров двадцать выше по течению. Поселок был еще в хорошем состоянии. Бревенчатые домики  удачно вписывались в сосновый бор и живописно смотрелись на высоком берегу реки. Чувствовался почерк Григория Федоровича Грицино. Походили мы по поселку. Посидели за столом в командирском балке Гены Боклаенко. Уже возвращаясь к реке, Лида вдруг обратила внимание на необычный коричневый бугорок. Подойдя поближе, поняли, что это лось. Мы его внимательно осмотрели и обнаружили следы огнестрельного ранения. От охотников ему удалось уйти, но, видимо, недалеко. Рана оказалась смертельной. Так он под снегом и пролежал зиму нетронутым. Володя крупные куски мяса отнес в лодку. На вид оно было вполне съедобным. Но сами есть его мы все же побоялись. Зато собаки были очень довольны. Ветвистые рога этого лося и по сей день украшают мою квартиру.

В июне из Томска появился Валерий Иванович Стреляев со студентами. Прибыл и Рафис Гайнутдинов, но не один. Он привез на практику своего товарища. Фамилию его я не помню, а звали его Илья. По сравнению с Рафисом Илья выглядел выходцем из глухой деревни. Он с трудом разговаривал по-русски, с большим акцентом, и когда волновался, переходил на татар-ский. Но парень он был хороший и добрый по натуре. Его определили в горный отряд в помощь нашей Светелик. Уже ближе к завершению практики Илья взбунтовался, не выдержав гнета со стороны Светелик. И вот однажды он взорвался и возмущенно воскликнул: «Ишь ты, какой хытрый. Илия - дрова, Илия - береста, Илия - вода, а тэперь ыще  Илия – вари. А ты чё делать!». Эта его фраза долго присутствовала у нас в обиходе. Почему Илья и запомнился мне на долгие годы.

В этом, завершающем году, нам предстояло многое уточнить, еще раз посмотреть и проверить в разных частях Чадобецкого поднятия. Это требовало мобильности в перемещении отрядов. Поэтому мы арендовали в Яркино семь лошадок. Возчиком-каюром был Пантелеич. Как и все каюры, общался он с лошадьми исключительно на матерном языке, и взаимное понимание у них было полное. В памяти невольно всплывает, как тяжело приходилось бедным лошадкам и Пантелеичу в июле. Комара и мошки на Чадобце было море. Защитным средством для лошадок служила жидкость, состоящая из смеси растительного масла с дегтем. Деготь Пантелеич выгонял из бересты сам. На ночь он отпускал лошадок и потом утром находил их по звуку колокольчиков, висящих на шеях лошадей. Кстати, деготь, приготовленный Пантелеевичем, у меня тоже был всегда под рукой. Водный транспорт мы также подготовили более основательно. Кроме лодки с подвесным мотором «Москва» в распоряжении Володи была и большая деревянная лодка - ладья со стационарным мотором «Топтун».

В начале сезона трудности возникли у горняков. Проходку канав сильно затрудняла, практически делала невозможной, мерзлота. Горняки обратились за помощью к Леопольду. Профессионалы-проходчики того времени, к которым относился и Линявский, были одновременно и опытными взрывниками. В избушке у такого горняка, под кроватью в качестве НЗ, как правило, хранился ящик аммонита и детонаторы. Леопольд на просьбу откликнулся. И дело пошло. В конце месяца, при закрытии нарядов, мне приходилось посещать все участки. Одновременно я производил осмотр всех горных выработок, чтобы иметь геологическую информацию по их результатам. При осмотре канав, пройденных по мерзлоте, я, конечно, понял, что пройдены они с применением взрывных работ. Но дело уже было сделано. Мое решение предать это забвению имело последствия потом, уже после завершения полевого сезона.

Мы со Стреляевым решили более внимательно ознакомиться с западным крылом Чадобецкого поднятия и остановились лагерем в верховьях р. Накиты, левого притока р. Пуни. Здесь находился оставленный геологами-поисковиками маленький поселок. После их работ времени прошло немного, и домики находились еще в довольно хорошем состоянии. В них-то мы и поселились. Лида ходила в маршруты вместе со мной. Она была студенткой первого курса и ей требовалась практика.

Комара в июле было очень много. Без дымокура нельзя было ни поесть, ни облегчить одежду. Даже под энцефалитку приходилось одевать рубашку. Несмотря на то, что  сшита она была из плотного материала, комары все равно прокусывали ее в местах, где она плотно прилегала к телу (плечи, наплечные ремни от рюкзака). И как хорошо, что вся одежда была из хлопка, без примеси синтетических материалов. Тело дышало и через пропотевшую одежду. Так что Лиде пришлось в этот сезон пройти практику не только геологическую, но и по условиям работы в тайге.

Юрий ЗАБИРОВ

(Продолжение следует)