(Продолжение. Начало в №№ 47, 48, 49, 50, 51, 52)

В августе Юрий Анатольевич Озерский с Камилем Яркаевым  посетили участок «Невшоки» Верхотуровской партии. Наш Пантелеевич произносил название этого участка на свой манер: «Не в счеки». Название это в его произношении производило на нас веселое впечатление. Невшоки располагался километрах в сорока пяти от нашей базы. Накануне Юрий Анатольевич по радиосвязи обязал меня прибыть туда с докладом о ходе наших полевых работ. Я решил блеснуть перед вышестоящими товарищами. Оседлал мне Пантелеевич лучшую лошадь. Практику верховой езды я получил хорошую за два сезона работы в Центральном Тянь-Шане, там маршруты выполнялись только на лошадях. В Киргизском геологоуправлении была своя конная база. В нее отбирались трехлетки, которые при медосмотре не прошли на военную службу. В принципе, лошади были отборные. На встречу эстонец Ахти дал мне свой парабеллум. Увидев меня, Юрий Анатольевич прежде всего заинтересовался  трофейным оружием. Попробовал из него выстрелить, и результатом остался доволен. После моего доклада Камиль достал свою фляжку. Это означало, что результаты работ одобрены.

На Невшоках Верхотуровская проводила поисковое бурение. Документацией керна и опробованием занималась молодая специалистка Людочка Климова. Мы с ней познакомились. Долго беседовали. Обсуждали наши профессиональные вопросы и о жизни вообще. Мне она очень понравилась. «Правильная девчонка», - подумал я про себя. Позже, встречаясь с ней, я убедился, что первое впечатление меня не обмануло. А моя Лида с ней подружилась. Подругами они с ней остаются и до настоящего времени. Людочка живет сейчас в Сосновоборске. Лида из Солонцов (здесь мы сейчас живем) частенько навешает свою подругу. АГРЭвцы больше знают Люду Климову как Любецкую. Кстати, ее сын Миша, когда был студентом Аэрокосмической академии, проходил один год практику в Лаборатории технического контроля у нас, на руднике Малышева.

Полевой сезон 1969-го оживляла большая группа (человек пятнадцать) студентов Томского университета. Валерий Иванович Стреляев по договоренности с деканатом привез их к нам на Умангой для прохождения учебной практики. Это были ребята и девчонки после второго курса. Они хорошо помогли нам в июле. Маршрутные геологосъемочные и поисковые работы шли с большим опережением.

В середине августа был построен большой добротный плот. На нем установили две шестиместные палатки. Используя этот плот как базовый лагерь, мы с Валерием Ивановичем и студентами провели изучение береговых обнажений горных пород по р. Каменке. Одновременно выполнялись маршруты для изучения площадей по обе стороны реки. Для этого мы приостанавливали сплав, причаливали плот. Продолжительность таких временных стоянок составляла два-три дня. После этого маршрута по Каменке в конце августа Валерий Иванович со студентами возвратились в Томск.

Сентябрь мы с Рафисом Гайнутдиновым посвятили обобщающим контрольно-ревизионным работам по всей нашей площади. Жили мы вдвоем в четырехместной палатке. Дежурным блюдом в обед был рябчик, приготовленный по рецепту Ивана Павловича Ашарова. Обработанного рябчика закладывали в котелок, заливали растительным маслом. Котелок закрывали плотной крышкой и помещали на медленный огонь. Минут через пятнадцать подрумяненный рябчик был готов к употреблению. Масло мы не выбрасывали, а сливали его обратно в бутылку. Выполняя эту совместную работу, я невольно обратил внимание, что Рафис среди ночи просыпался от удушливого кашля. Он садился на нары, закуривал, и только после этого кашель утихал. И это продолжалось каждую ночь. Было ясно, что у него появился уже устойчивый бронхит курильщика. Позже Рафис сконцентрировал волю и с курением завязал. После этого, без всякого лечения, с кашлем было покончено. Вот так-то. Это курильщикам на заметку.

Несмотря на то, что на  Умангойской площади бокситовых проявлений обнаружено не было, связи с коллегами-бокситчиками я не прерывал. Мы активно общались с Володей Лопатиным, Геной Боклаенко, Валей и Геной Леоновыми и, конечно, с Кумцами. Поэтому я был в курсе всех дел на бокситовом направлении Чадобецкого рудного района. Сейчас мне кажется странным, что Фрида Григорьевна Пасова с Сергеем Леонтьевичем Спириным очень охотно продолжали со мной общаться и сотрудничать.

Как обычно, Лида в конце сентября привезла из Мерке от моих родителей Аленку и Валерку. Мне же пришлось задержаться в тайге. Ко мне из Фрунзе приехал мой друг по студенческим годам Николай Сергеевич Качурин (Колич) со своим командиром ИЛ-18 Борисом. С Количем меня свела судьба через моего студенческого друга Толика Тарасова. Колич был женат на его старшей  сестре Зине. Был он старше нас лет на пятнадцать, успел прихватить войну. После завершения летного училища его направили в эскадрилью истребителей. Возвратившись к мирной жизни, Колич с небом не расстался. Начал он с маленьких самолетов типа АН-2. В первые послевоенные годы для полетов на этих самолетиках в качестве средства для борьбы с обледенением выдавали чистый спирт, без всяких добавок. Вот Колич и устраивал нам, голодным студентам, настоящие пиры. Зина его была прекрасным кулинаром. Потом  в этих праздничных обедах стала принимать участие и Лида. Так постепенно и сложилась наша дружба.

После завершения института мы не теряли друг друга из вида.  Путь в Мерке к моим родителям лежал через Фрунзе (столица Киргизской Республики во времена Союза. В современном Кыргизстане переименован в г. Бишкек). Из Красноярска до Фрунзе летал ИЛ-18. Поэтому два раза в год, отвозя Аленушку перед полевым сезоном и забирая ее обратно, мы с Кочуриными встречались. В начале шестидесятых Колич уже летал на ИЛ-18. Вот они со своим командиром и решили увидеть нашу первозданную тайгу.

Встретил я их на Невшоках. Буквально перед их приездом Ваня Лыков с Валентином Сингилевым надыбали берлогу и добыли медведя. Я оказался свидетелем сцены, когда они делили шкуру медведя. По негласным правилам охотников владельцем шкуры становился тот, чей выстрел был решающим. Стреляли они в медведя оба. Спорным оказался вопрос, чей выстрел был для медведя летальным. Временами дело принимало серьезный оборот, и мне приходилось их разнимать. Я выбрал момент передышки и обратился к ним с предложением: «Мужики, - сказал я, - чувствуется, что ваш спор зашел в тупик. Стоит ли оно того, чтобы вам разойтись врагами. Давайте, шкуру заберу я. Вы пожмете друг другу руки и продолжаем мирную жизнь». Предложение не прошло. Горячая дискуссия, временами переходящая в рукопашную, продолжилась. В конечном счете, шкуру, по-моему, отстоял Ваня Лыков.

Первая охотничья  избушка находилась километрах в восьми от Невшокинского поселка. Принадлежала она Сигилеву. Вместе с ним мы раненько утром и вышли на охотничью тропу. Избушка была просторная, с нарами в два яруса. Вечером Валентин обработал добытых за день белок и шкурки развесил на стенах. На ночлег Колич с Борисом устроились на более теплом верхнем ярусе, а мы с Валентином - внизу. Огонь в печурке поддерживал хозяин. Он сразу с вечера очень хорошо прогрел избушку. Колич с Борисом были вынуждены раздеться до трусов. Хозяин расположился на нижних нарах, напротив дверки в печурку. Поддерживал огонь он в отработанном годами автоматическом режиме. Не просыпаясь, он открывал дверку и забрасывал очередное полешко.

Чувствовалось, что вверху нашим гостям очень тепло. Через некоторое время Колич воскликнул: «Борис, по-моему, здесь вши!». Валентин их успокоил, что это с беличьх шкурок посыпались их лесные блохи. И что человеку от них нет никакого вреда. И засыпая, прошептал: «А может быть, даже есть и польза».

Юрий Забиров

(Продолжение следует)