В воспоминаниях к 75-летию Южно-Енисейской школы, опубликованных в «Ангарском рабочем», я благодарно вспоминал о своих учителях: П.Л. Прево, Т.В. Ряннеле, В.П. Анонене, Ф.Н. Матвееве и других. На этот раз хочется вспомнить и об одноклассниках.

Наверняка в районе есть люди, для которых их имена памятны, как и мне. За истекшее пятилетие удалось получить дополнительную информацию о их жизни по окончании школы.

Начну с друга детства, юности Владимира Соколова. Дружили с первого класса по десятый, а дальше судьба разобщила нас на 61 год! Лишь в конце 2012 года, благодаря его инициативе, мы установили связь, к сожалению, в виде переписки. Активной переписки – передо мной 15 его писем за два года. Летом 2013 года кратко встретились на вокзале Омска, при моем очередном вояже в родные сибирские края. Как мы «умны» задним числом: мне надо было остановиться в Омске, пообщаться обстоятельнее! Увы…  В марте 2015 года он скончался.

Близко сошлись мы на обоюдном интересе к баяну. На школьных танцах, а позже на приисковой танцплощадке, играли поочередно. Дуэтом играли на школьных концертах, а один раз в короткой эстрадной пьесе шутливого содержания Чехова «Трагик поневоле».

Есть понятие «абсолютный» музыкальный слух. Это о нем. Семейные судьбы наши были схожи: в их семье – четверо детей, в нашей – пять. Разница в одном: в 1943 году на фронте погиб их отец, у нас в том же году умерла мать. У меня есть стих, ему посвященный (написан девять лет назад, то есть до нашей встречи):

Володя Соколов – друг детства!

Ему обязан многим, как отцу,

В подборе вариаций на баяне –

«Слухач» - от Бога дар ему.

Легко, на слух,

освоил марш «Турецкий»,

Не чуя сложности ни в чем.

На танцах мы играли очередно,

А на концертах в школе и вдвоем.

Его судьба трагичней нашей –

Отца убили на войне.

Мать посадили лет на восемь,

Остался старшим он в семье.

Вдвоем, с баяном,

обходили праздники и свадьбы.

Трудились вечерами за гроши.

Южноенисейцам поднимали

настроенье,

В финале наедались от души.

Судьба нас развела:

его в «гражданку»,

На железнодорожные пути.

Меня на флот, потом в искусство,

С тех пор я не могу его найти.

На склоне лет все чаще эти грезы:

Всплывают в памяти родители, друзья.

Во сне, бывает, душат слезы,

А кто-то, может, видит и меня?

Как все повязаны мы детством!

Там – наши лучшие года.

Увы, живем мы

в этом мире параллельно,

Как тянутся по небу провода.

Володя, после размещения малолеток по детским домам, окончил десятый класс нашей школы, а через шесть лет и Новосибирский институт военных инженеров железнодорожного транспорта (кажется, так именовался). Трудовую деятельность начал в тресте Омсктрансстрой, позже – в проектно-изыскательском институте «Сибжелдорпроект», занимая ведущие должности. Участвовал в 70-х годах в дружеской помощи Сирии в строительстве железных дорог. Одним словом, профессиональная судьба сложилась успешно.

При нашей вокзальной встрече в Омске он уже был на пенсии. Пришли и его младшая сестра Аня, дочь Татьяна. Я «совращал» его на совместную поездку, но он был уже серьезно болен… В одном письме мне писал: «И все равно – тоска по родине, родной природе щемит сердце. Вот что значит родина…».

Однако после 1953 года так и не побывал там, объясняя разными причинами. В одном из моих стихов есть строчки:

Вот так живешь и вспоминаешь

Из года в год, из года в год!

А надо, не мудря лукаво,

Собрать котомку и - вперед!

Со дня окончания Южно-Енисейской школы я побывал на прииске 12 раз. Треть этих поездок – всем составом нашей Киселевской семьи.

К великому сожалению, посещение прииска в августе 2015 года сорвалось не по моей вине – застрял в Красноярске. Шла последняя неделя августа, билетов на автобус Красноярск – Раздолинск не было.

Володя свою ностальгию компенсировал компьютерным общением с зам. директора по учебной работе Т.Б. Веретновой. Благодаря ему и я в поездке 2013 года познакомился с Татьяной Борисовной.

Владимир был доволен выбранной профессией строителя, но я, по эгоизму творческой наклонности, бесконечно сожалею о нереализованности его музыкального таланта. Инженерных талантов неизмеримо больше, а музыкальный дар – «Поцелованность Богом»!

…В телеграмме в Омск, в связи с его кончиной, я написал: «Наши баяны плачут…».

Мои творческие наклонности помогли успешно учиться до пятого класса. Появление математических дисциплин затрудняло дальнейшую учебу. Учитель физики Н.А. Доброхотов оставил меня в 9 классе на второй год. То же постигло одноклассника Васю Леликова. Сблизило нас и посещение кружка ИЗО, руководимого учителем рисования Т.В. Ряннелем (будущим народным художником РСФСР). У Васи был особый талант: никто, кроме него, не мог почти с идеальной точностью скопировать (в красках!) с открытки любой пейзаж. Эти его способности мы использовали на просмотре кинофильмов в клубе «Красный Октябрь». В годы войны, из-за дефицита бумаги, входные билеты печатались на газетах. Вася химическими чернилами рисовал печатные надписи, на клубне картофеля ловко вырезал «печать». В проходной сутолоке билетёрша не могла распознать подделку, и мы смело проникали в зал. Удачный опыт мелкого прохиндейства вдохновил приятеля на копию рубля. «Задумано – сделано», но на следующий шаг реализации своего подпольного творчества мы не пошли. Чувство ответственности пересилило.

При повторном круге девятого класса нам повезло. Вместо беспощадно-жест-кого метода обучения Н.А. Доброхотова математику и физику вел другой преподаватель – Ф.Н. Матвеев. Интеллигент в самом высоком понимании этого слова, даже внешне. Он раскрепощал наши «нематематические» мозги, подавая учебный материал, как увлекательное, творческое занятие. Иначе я бы не поступил в Ленинграде в Военно-Морское училище им М.В. Фрунзе, где приемные экзамены (да и вся учеба) нацелены на математические предметы. Успешно поступил в Политехнический институт и Вася Леликов, по окончании которого работал главным инженером в шахте г. Прокопьевска.

В последние годы мне удалось повстречаться с его младшим братом Терентием, работавшим инженером на одном из военных заводов г. Новосибирска. Он мне поведал о жизни, работе старшего брата, о его преждевременной смерти в 36 лет, о глубоком уважении к нему рабочих шахты: «… несли гроб на руках до самого кладбища!».

При его отличных физических данных он бы мог стать и прекрасным моряком, не в пример мне, понявшем уже на втором курсе учебы в ВМУ, что мой удел иной – творческий. Что и пришлось исправлять через шесть лет службы на Тихоокеанском флоте, поступать в театральный институт, на режиссерский факультет, все того же Ленинграда.

В связи с этим как не вспомнить одноклассника Бориса Блохина, сагитировавшего меня по окончании десятого класса подать документы в ВМУ, хотя мечтал я о театральном институте. Но я отчетливо понимал и другое: при нашем семейном материальном положении мне не потянуть там учебу. Даже доехать до Ленинграда не на что. А в училище учеба, питание, обмундирование бесплатны. И проезд до него по «требованию» в воинской кассе. Книжечка об училище излучала аромат романтики морей и кораблей.

Шел 1948 год, Ленинград не так давно был в блокаде. Здание училища в запущенном состоянии.

После сдачи приемных экзаменов мы расчищали завалы во дворах и корпусах, «драили» гальюны. «Кубрики» - помещения мест на сто, не лучше. При драйке полов на вылитой поверхности воды – слой блох. Спасения от них не было, и без сострадания нельзя было смотреть утром на Бориса Блохина, в кровь расцарапанного! Ну, не мистика ли?

Мне, выходцу из простой рабоче-крестьянской семьи, эти нагрузки по драйке полов и гальюнов были не в диковинку. Иное дело для Бориса, единственного сына интеллигентной семьи главного бухгалтера Золотопродснаба. И он пишет заявление об уходе из училища. Было это возможно, так как мы еще не приняли присягу. Уехал Борис, даже не попрощавшись со мной…

Не знаю, какое он получил образование. Лишь через десяток лет  узнал, что он работает корреспондентом телевидения Красноярска, берет интервью у жителей края. К сожалению, больше нам не привелось повстречаться. Я бы его поблагодарил за историю с училищем, за то, что, несмотря ни на что, моя дальнейшая офицерская служба пошла мне на пользу. Заложенные организаторские навыки, ответственности брать сложные решения на себя, столь необходимы и на должности главного режиссера театра. Ибо театр, образно говоря, тоже большой, сложный творческий корабль.

Борис Демин. Старожилы Южно-Енисейска могут помнить их семью – отец заведовал продовольственным магазином на Больничном. Физически самый крепкий среди ребят класса, единственный (!) курящий. В перерыве между уроками выбегал из школы и в каком-нибудь закутке опасливо покуривал. В случае поимки за этим запретным занятием наверняка был бы изгнан из школы. Дисциплина в школе, директором которой в эти годы был Марк Дмитриевич Яковлев, была почти армейской. Материальное положение завмага позволяло Борису купить велосипед. Среди ребят прииска только у него была эта «машина», на которой он лихо спускался с крутых пригорков техснаба. Под искренние восторги ребятни, не бывавшей в цирке, глазеющей на почти «смертельный» номер!

Он любил сюрпризы, и однажды решил научиться игре на баяне, кажется, в девятом классе. Упорно перенимал это искусство, внимательно наблюдая за ходом пальцев по клавиатуре баяна в момент игры моей или Володи Соколова. Музыкальные способности у него были средние, но упорство и частые уединения со школьным баяном давали результат, и через какое-то время он мог подстраховать нас на приисковой площадке. Какой институт в Томске или Омске окончил – не знаю. Знаю лишь то, что по окончании его работал главным инженером в леспромхозе на берегу Енисея, под Красноярском.

Возможность обстоятельно пообщаться по окончании школы выпала только на Григория Агишева. И произошло это в Севастополе, где он в 60-70 годы жил и работал после окончания политехнического института все тех же Омска или Томска. Работал главным инженером на шахте под Балаклавой, в Крыму.

В 1981 году моя творческая судьба завела в качестве главного режиссера в русский драматический театр им. А.В. Луначарского в Севастополе.

На одной моей премьере вся семья Агишевых и появилась. Во главе с Анной Михайловной Сысуевой-Агишевой, главным врачом главной больницы Севастополя. Она и ныне, в свои 90 лет, живет в Балаклаве, пригороде Севастополя. Мы до сих пор переписываемся, общаемся по телефону. Благодаря ее инициативе вся их семья переместилась в Крым (мать, старшая сестра Мария, Гриша). Где и похоронены ныне все, кроме самой Анны Михайловны (здоровья ей и благополучия!)...

Семью Агишевых старожилы Южно-Енисейска тоже должны помнить, хотя бы через Марию Агишеву, красавицу, единственную парикмахершу на прииске.

Сам Гриша существовал в детстве, юности на особинку: ни в футбол, ни в волейбол не играл, в самодеятельности не участвовал. Его любимое занятие – походы с ружьем по окрестностям прииска. Не исключено: голодные годы студенчества сыграли свое – страдал желудком, отчего и умер в 1998 году…

Я бесконечно благодарен их семье за наши теплые, земляческие общения, при которых мы ностальгически вспоминали нашу общую приисковую жизнь 30 и 40 годов прошлого столетия.

Хочется вспомнить и девчат выпуска школы тех же лет и, прежде всего Клавдию Безруких. Внешне самая неказистая, но умница, круглая отличница всех лет учебы. А ее бытовые, семейные условия были потяжелее других: без матери, с младшей сестрой на руках, отец – на фронте. Когда он вернулся домой, то жил не с семьей, а в тайге, охотничал. Появится на прииске – ищет дочек в школе. Помню, на одном из уроков открывается дверь в класс, он (тоже низкорослый, заросший щетиной, в броднях на косолапых ногах) громко на весь класс: «Моя Кланька, подноктевик, здеся»? На приангарском («каменском») диалекте, усиливая звук на окончании фразы. С разрешения учительницы Клава, зардевшись от стыда бесцеремонностью отца, выходит из класса. Идут искать в школе младшую сестрицу…  По окончании сибирского вуза Клава работала в Ангарске, возглавляя какую-то солидную химлабораторию. Доходили слухи о ее большом там авторитете. Нисколько не сомневаюсь.

Другая Клава, Мурзина – сестра любимца всех приисковцев довоенных лет Брони Мурзина, активного участника художественной самодеятельности клуба «Красный Октябрь». Эта Клава тоже особо не отличалась привлекательностью, но обладала, как и ее старший брат, актерским обаянием. На уроках литературы у Везы Павловича Анонена замечательно читала стихи. На школьном концерте читала прозу (!), к примеру, «Ванька Жуков» Чехова. С неизменным успехом. Этот ее декламационный талант был оценен и в годы ее учебы в вузе Томска. Была приглашена в городскую радиостудию диктором. О дальнейшей ее судьбе информации у меня, к сожалению, нет.

О следующей однокласснице (только начальных классов) не сразу решился написать. О Тамаре Андроновой. Причина деликатная – мы были кратко женаты. В нашем классе она была самая симпатичная, заметно застенчивая и на редкость смешливая. После пятого или шестого класса она и ее младшая сестра с отцом уехали с прииска. Вторично появилась в Южно-Енисейске в 1951-1953 годах после окончания педагогического института, преподавала в нашей школе химию. Где мы вторично и повстречались, в драматических для меня обстоятельствах (смерть, похороны отца). Некогда совместная учеба, взаимное благорасположение в горестное для меня время ускорили наше сближение, мы поженились. Оказалось вскоре – поспешили. Расстались. Виновен в этом, безусловно, я. Единственное утешение – вывез ее из «глубинки» в превосходный город Владивосток, где я служил. Тамара Назаровна проживает там до сих пор. У нее образовалась замечательная семья. За успешную 50-летнюю педагогическую деятельность удостоена знаком почета «Отличник просвещения». Ее младшая сестра, со странным именем Дэля, - верный патриот наших краев, живет до сих пор в Мотыгино.

Пишу эти заметки в знак светлой памяти одноклассников, ушедших в мир иной, и возможности обратиться к сегодняшним ученикам нашей школы, чтобы они больше знали о своих предшественниках, земляках. Чтобы они  избежали комплекса «периферийности», так как уровень школьной подготовки нашего района всегда был на должной высоте, что дает возможность поступить в любой вуз страны и в будущем достичь в своем труде уважаемых, даже почетных, вершин.

Поклон ныне работающим учителям, землякам! Желаю всему коллективу Южно-Енисейской школы плодотворного, творческого труда!

Василий Васильевич Киселев,
заслуженный деятель искусства РСФСР, 
ученик Южно-Енисейской школы 1937-1948 гг.

г. Мурманск