Дорогим землякам посвящается.

(Продолжение. Начало в № 32)

Со многими были сосланы и престарелые родители. Многие семьи были доставлены на место поселения на первой барже «илимке» в полном составе, с детьми и стариками.

Хлынул уже не летний, по сибирским меркам, проливной дождь. Ребятишки, оказавшиеся под открытым небом, жались к матерям. Те, соорудив из шалей и юбок что-то наподобие крыш, укрывали маленьких. Кому посчастливилось, укрылись под лодками бакенщика. Взять с собой вещей из родных забайкальских домов ссыльным не разрешили, что сумели натянуть на себя и детей – вот и весь скарб. Тем не менее, начали приспосабливаться выживать в диком месте.

Как вспоминает Нина Михайловна Токмакова, тогда вырыли в крутоярье Ангары и притоке углубления для выпечки хлеба и варки хлебова (это такой суп), начали рыть землянки, валить лес для первого барака (зима ждать не будет), корчевать тайгу под строения, огороды, первые поля.

А всего-то инструментов было: топор, пила да лопата, техники – никакой. Работали на износ: ребятишки и подростки наравне со взрослыми. Страшный гнус разъедал тело до ран, до корост. Только со временем Яков Гаврилович Нестеров первым в поселении выгнал березовый деготь, а женщины научились шить накомарники из конского волоса, что и спасало потом от кровожадного гнуса.

Обувь надели под зиму, очень ее берегли. Осенью первый барак был готов. Тогда-то из Стрелки были доставлены оставленные там семьи. В бараке поместилось четыреста пятьдесят человек, так что ночью некуда было поставить ногу вставшему по нужде, спали вповалку на нарах и на полу. Когда отстроили еще два барака, разделив их на комнатки-клетки, заселили в каждую по четыре семьи, по числу углов «клетки».

ЗИМОЙ мужики, женщины и молодежь валили лес. Голод, который начался сразу же после высадки ссыльных на ангарский берег и особенно усилился зимой, унес множество жизней. Дети умирали. Не успевая хоронить, тела складывали в штабеля, их заносило снегом. Обезумевшие от горя матери с весны впряглись на раскорчевку пней. Выжившие пухли от голода, не выходя из многолюдного барака до тепла, поскольку зимней одежды не было. Так вспоминает в своем письме в газету «АиФ на Енисее» Нина Васильевна Аверина (по мужу Соболева). Ее отец Василий Васильевич Аверин 1909 года рождения – вальщик леса, был стахановцем труда, о нем писала до войны газета «Красноярский рабочий».

ВСЕОБЩИЙ ГОЛОД 1933 года еще более ухудшил положение репрессированных: он унес полдеревни. Умерших хоронили без гробов на деревенском кладбище, на крутом утёсе над речкой Татаркой, выцарапывая на могильных камнях имена да даты.

Живые, опухшие от голода, ели крапиву, пучку, грибы, змей, опилки. Крошечного пайка муки многодетным семьям не хватало. В семье нашего деда Елизара Дмитриевича Шадрина, работящего крестьянина, хорошего семьянина, и бабушки Аграфены Андреевны умерли восемь детей, годовалый внук Коля, невестка Елена Ниловна (о судьбе ее мужа Степана неизвестно) и сами дед и бабушка.

Выжили трое братьев: Александр, Прокопий (наш отец) и Андрей. Другая наша бабушка, Никифорова Александра Константиновна, отчаявшись после смерти двух маленьких дочерей, спрятала в жатву горсть колхозного зерна и была поймана конвоем. Всю ночь просидела она в холодном сарае, но наутро была выпущена со строжайшим наказом. Множество людей, особенно детей, схоронили земляки.

В эти страшные голодные годы колхоз отправлял в Стрелку молодых женщин и девушек, которые тянули большую лодку с хлебом, изнашивая по каменистому берегу не одну пару лаптей, выданных правлением колхоза. Баржей управлял старик, имя которого неизвестно. Об этом рассказала Антонина Федоровна Бронникова, которой не раз приходилось тянуть баржу. Но дети, оставшиеся в голодные годы без родителей, не были выброшены на улицу. О них заботились родственники, соседи, и они им даже помогали учиться. Так наш отец с помощью односельчан и двоюродного брата Иннокения Прокопьевича Шадрина сумел окончить пятый класс, живя в интернате в Маклаково, а потом стал работать в колхозе.

Заботу о детях в те трудные предвоенные и первые послевоенные годы подтверждает тот факт, что в маклаковском интернате вместе с детьми проживала колхозная повариха, в обязанности которой входило не только кормить учеников, но и следить за их учебой.

Мои земляки, работящие и рачительные хозяева, живи они в это время в Забайкалье, пережили бы голодное время, сохранив детей и родных, но в ссылке, по воле правительства, они были нищими и погибали от голода на Севере, в Казахстане, в Сибири. О, люди! Нет границ вашему терпению, как нет границ и бедам вашим!

ТОЛЬКО В 1934 ГОДУ в колхоз «Труженик» завезли коров, и на каждого ребенка стали выделять по 0,5 литра молока.

По распоряжению комендатуры с 1932 года в поселение все еще прибывали семьи. В 1938 году в ссыльных ангарских, енисейских деревнях и приисках прошли аресты и расстрелы. Вдов и детей расстрелянных доставляли в Татарку с Гребня, Копьевска, Шааргана, Бабушкиной Горы, приисков Удерей, Елизаветинский, Центральный, Леонтьевский и других.

До войны комендатура переселила в Татарку семью Савиных, семьи Татьяны Алексеевны Кабановой, Галат, Евгении Петровны Бронниковой, Кущ, Шавлач, Феклы Ивановны Гамулинской, Гилевых, Самбурских, Буториных, Андрея Николаевича Токмакова вместе с семьей, Скавитиных...

Тяжела и зачастую трагична история семей ссыльных. Большинство из них – вдовы и дети расстрелянных. Никиту Филипповича Савина, сосланного в Копьевск, расстреляли в 1938 году, а его семью доставили в Татарку, откуда его сын Иннокентий выехал вместе с семьей одним из последних, а младший его брат, Николай Никитич, уехал в начале пятидесятых годов учиться. Третий сын Никиты Филипповича, Иван, погиб на фронте в 1945 году, куда был призван в неполные 18 лет.

ЛЕСОЗАГОТОВКА была одной из главных задач ссыльных. Самых здоровых и грамотных отправляли создавать лесопункты на Енисей и вверх по Ангаре. Так, по распоряжению комендатуры, уезжали и из Татарки. В основном это была молодежь, они оседали на новых местах, создавали семьи. Потому, наверное, мы, младшее поколение, не помним Юдиных, Коробейниковых, Ивановых (семья Ивана Никифоровича) и других. В Степановку на Енисее, будучи молодой девушкой, уехала и моя тетя Анна Иннокентьевна Никифорова, вышла там замуж за ссыльного Нефедова. Переселение проходило под строгим надзором комендатуры. Паспортов у ссыльных не было, права на самостоятельный переезд тоже.

Надежда ЛЯЛИНА

г. Сосновоборск

(продолжение следует)